Амели нотомб метафизика труб читать - Интернет-магазин оборудования для тепла и водоснабжения Белгород

Забавное наблюдение на фоне чужих рецензий — насколько же мы все разные. И то, что вызывает у одних людей восторг, желание растащить на цитаты, то у меня вызывает лишь скуку. «Метафизика труб» — это набор и нелепых и абсурдных историй-мемуаров (здесь Амели весьма откровенна, и использует себя как персонажа и рассказчика. Насколько это правдоподобно или преувеличено оставим на совести женщины, да и это на самом деле не слишком и важно, как мне кажется), которые вращаются вокруг одного центрального персонажа.

Переводчик: Волевич Ирина, Попова Наталья, Попов Игорь

Издательство: Азбука, 2015 г.

Серия: Азбука — бестселлер (мини)

ISBN: 978-5-389-07438-5

Страниц: 288

Масса: 246 г

Размеры: 172x112x18 мм

Аннотация к книге «Метафизика труб»

Амели Нотомб, признанная раз и навсегда enfant terrible французской литературы, каждой новой книгой бросает вызов. Уже одно название ее автобиографического романа «Метафизика труб», вышедшего полумиллионным тиражом, интригует читателя.

На сей раз Амели отважно решилась рассказать всему миру о своих переживаниях и комплексах, чувствах и мыслях, а также о тех метаморфозах, что происходили с ней в детстве.

В романе есть все: изощренный ум, чувство юмора, неожиданные открытия, смешные ситуации и заставляющий улыбнуться финал.

И мне не понравилось. Я не хочу становиться хейтером, поэтому просто честно признаюсь, что мне было достаточно тяжело читать эту историю.

По непонятным для меня причинам именно этот роман не вызвал те восторженные чувства, которые я обычно испытывал во время чтения текстов Амели.

И придираться к переводчику, который якобы испортил всю атмосферу я тоже не буду — это не первое произведение, которое оказалось для меня слишком своеобразным, и которое я решил оставить в стороне своего восприятия, не концентрируясь на прочитанных мыслях.

…главная причина самоубийства — это страх смерти.

А просто пропуская их мимо себя. Прочитал и забыл, написал отзыв, и больше не возвращаюсь к этому. Такой принцип зачастую мне помогает разобраться в некоторых жанрах, а то и даже авторах.

С давних времён существует секта идиотов, которые противопоставляют чувственности ум. Это порочный круг: они лишают себя удовольствия, чтобы восхвалять свои интеллектуальные способности, что в результате их обедняет. Они все глупеют, а им кажется, что они блистательно умны, хотя нет на свете большей глупости, чем считать себя умным.

«Метафизика труб» пытается быть философской притчей с намеком не на гениальность или оригинальность. Нет, ни в коем случае. Ничего подобного здесь нет и быть не может.

Я всегда уважал Амели за то, что она просто создает свои истории, позволяя им становиться самостоятельным текстом без центральной мысли или завершающей идеи. Не каждый автор способен выдать интересную историю в подобном формате, но вот ей это обычно удается.

Да, в этот раз у нас не сошлись «вкусы», но даже на основе моих самых любимых авторов я могу смело сказать о том, что мне нравятся не все их произведения.

Если бы мы были способны не думать о наших проблемах, мы были бы счастливой расой.

Видимо «метафизика» та самая книга, которая мне позволяет немного отдохнуть от чувства восторга, и осознать простую и обыденную мысль — писатель тоже может выпустить то, что мне не понравится.

Мир от этого не рухнет, Амели не перестанет быть очаровательной женщиной с целой кипой оригинальных мыслей, которые она легко и изящно воплощает в своих произведениях.

Просто так вот «сошлись звезды», что история про маленького ребенка, который для своего возраста мысли порой слишком здраво и умно, не вызвала у меня умиления или восторга.

Если бы по крайней мере я была в чём то виновата. Если бы только эта жестокость была наказанием! Но нет. Это так, потому что так всё устроено. Плохо ты ведёшь себя или нет, это ничего не меняет. «То, что было тебе дано, будет у тебя отнято»: таково правило.

Во мне говорит скептик, которые отрицает такую возможность. Нет, несомненно гении рождаются и ходят среди нас, я не буду это отрицать. Но…

Как только личность познала экстаз, она спасена. А торжествующая фригидность пусть празднует собственное небытие.

Простите, но нет. Слишком сомнительная авантюра, чтобы я в неё поверил.

Так что я позволю оставить за собой право воспринимать «метафизику» не как местами автобиографичный роман про совсем юный возраст ребенка, а как некую притчу, в которой через призму восприятия «маленького бога» Амели пытается донести свои мысли и идеи до читателей. А чтобы сделать контакт более личным и интимным. она приписывает это маленькой себе.

А ты думаешь, что ты другая? Ты труба, вышедшая из трубы. Последнее время тебе казалось, что ты развиваешься, становишься думающей материей. Вздор. Разве ты воспринимала бы рот карпа так болезненно, не будь он твоим отвратительным зеркалом? Помни, что ты труба и что в трубу ты вернёшься.

Несомненно интересный ход с точки зрения подачи материала, но … Не фортануло, не зацепило : )

В гостиных встречаешь людей, которые громко хвалятся вслух тем, что они лишены того или иного удовольствия в течение 25 лет.

Встречаются также потрясающие дураки, которые гордятся тем, что никогда не слушают музыку, никогда не открывают книгу, не ходят в кино. Есть и такие, что бахвалятся своим целомудрием.

Этим им необходимо потешить своё тщеславие: больше им нечем будет довольствоваться в жизни.

«Метафизика труб» — это попытка показать восприятие мира глазами ребенка, который все понимает, и прекрасно способен производить тяжелые аналитические задачки в уме, но в силу своего возраста еще просто не способный четко озвучить идеи, и не знающие некоторые слова, которые бы помогли донести свои мысли до взрослых людей. Ну что я могу еще сказать к написанному? Забавно, но не мой формат.

Время – это изобретение движения. Тот, кто не движется, не видит, как проходит время.

Если вы любите легкую художественную литературы с яркими описаниями и чувственным слогом, то пробуйте этот текст на вкус, и он вам может понравиться : ) Я же сделал свой кусь, и вынужден признать, что мне нравится немного другая Амели. Но это в порядке вещей, так как он не может постоянно выпускать одинаковые романы.

Если тебе удастся запечатлеть сокровища твоего рая в твоём мозгу, ты унесёшь в своей голове если не их волшебную реальность, то, по крайней мере, их могущество.

Так что поднимаю палец вверх с учетом написанного выше. Надеюсь, что до новых встреч. Берегите себя!

Книга Метафизика труб

Пока ничего нет, добавить цитату
Пока ничего нет, Написать рецензию
Пока ничего нет, Обсудить

Страх и трепет

Амели Нотомб приезжает в Токио из Бельгии на работу в одной из крупных японских компаний по годовому контракту. Нотомб уверена, что сможет жить в Японии, так как она родилась в этой стране.

Однако, в скором времени Амели разочаровывается как в своей работе, так и в японцах в целом. Женщина оказывается в обществе женоненавистников, где считаются в порядке вещей оскорбления служащих.

Ей приходится выполнять различную грязную работу, например, мыть туалеты.

В конце концов Нотомб уезжает обратно в Бельгию, где начинает заниматься писательской деятельностью, опубликовав в 1992 году свой первый роман. В 1993 году она получает письмо от своей бывшей начальницы Мори Фубуки, в котором та поздравляет её с успешной карьерой.

Награды:

1999 год — Большая премия Французской академии за роман.

(с) Википедия

Тайны сердца. Загадка имени

В своих новых романах «Тайны сердца» и «Загадка имени» Нотомб рассказывает о любви, точнее о загадочных тропах нелюбви, о том, как это откликается в судьбах детей, обделенных родительской привязанностью. «Тайны сердца» (во французском названии романа обыгрывается строка Мюссе «Ударь себя в сердце – там гений таится») — это жестокая сказка о судьбе прелестной девочки по имени Диана, еще в раннем детстве столкнувшейся с ревностью и завистью жестокой матери, которая с рождением первого ребенка решила, что ее жизнь кончена. По признанию критиков и читателей, это одна из лучших книг писательницы, утверждающей, что «ревность — это размывание кода любви». О нелюбви и новый роман Нотомб «Загадка имени». Есть имена, которые подходят и мальчику и девочке. Клод и его жена Доминика решают дать своей единственной и нелюбимой дочери очень странное имя, совсем не подумав, что ей с этим именем жить…Впервые на русском.

«Весы» и другие пьесы

Пьесы, вошедшие в этот сборник, как и все произведения Гришковца, имеют отношение к современнику, к человеку переживающему, думающему, внимательному.

Здесь есть монологи, которые Гришковец исполняет на сцене сам, и пьесы, написанные для постановок в театрах в привычном понимании этого слова.

Есть хорошие люди в непростых обстоятельствах, есть тревоги, волнения, радость, забота, трудный выбор… и обязательно надежда. P.S. Не пугайтесь слова «пьесы» на обложке.

Читайте также: Сальник набивной для трубы 200

10 лет и 3/4

Эта книга – забавный путеводитель по миру взрослых, где в роли гида – задорный французский мальчишка. Он рассказывает обо всем на свете – без недомолвок и запретных тем – так, как это видится с высоты его 10 и 3/4 лет.

С детской прямотой рассуждает он об устройстве мира, о политике и экономике, о людях разных национальностей и разного достатка, о древнейших профессиях и о том, «как стать новым сыном великой страны». О себе, о семье, о друзьях и соседях… О мире, который непрестанно учит его жизни.

В том числе и на таких примерах, «когда страшненький дядечка отхватывает себе красивую тетечку, и ему потом всю жизнь приходится быть начеку…» И ведь не поспоришь…Свои смешные и трогательные истории автор адресует взрослым, живо рисуя картинки, которые становятся отправными точками в жизни каждого человека. Все мы родом из детства.

Эта книга поможет вам взглянуть на себя со стороны. Глазами человека, только начинающего жить. Когда все внове, голова не забита штампами, а восприятие свежо и непосредственно. Не правда ли, интересно узнать, что ОНИ о НАС думают?

LibreBook.me Метафизика труб

Книга «Метафизика труб»

933 прочитали 309 планируют 59 рецензий 113 цитат

Современная зарубежная литература

Амели Нотомб, признанная раз и навсегда enfant terrible французской литературы, каждой новой книгой бросает вызов.

Уже одно название ее автобиографического романа «Метафизика труб», вышедшего полумиллионным тиражом, интригует читателя. На сей раз Амели отважно решилась рассказать всему миру о своих переживаниях и комплексах, чувствах и мыслях, а также о тех метаморфозах, что происходили с ней в детстве.

В романе есть все: изощренный ум, чувство юмора, неожиданные открытия, смешные ситуации и заставляющий улыбнуться финал. 2019-09-29 17:02:52 www.livelib.ru/review/1199214

29 сентября 2019 г. 17:02

568

Взявшись за книгу впервые, я споткнулся на первой же странице. Мне показалось, что вся книга будет размышлением о Боге и я не смогу ее понять, как бы не захотел. Но я продвинулся дальше и буквально поплыл по течению, натыкаясь на множество философских мыслей, интересных фактов о Японии, абсурдных гиперболизрованных событий и завораживающего языка автора.

Посмотреть на мир глазами маленького ребенка оказалось увлекательно и я, конечно, не мог не удивляться тому, что действие и все описанные мысли как бы исходят от трехлетнего ребенка. Но потом я понял, что мы еще слишком многого не знаем и не можем с уверенностью утверждать, что подобные мысли не проносятся в голове детей, которых мы видим каждый день.

Японская культура описана не очень подробно, но то, что здесь дано заставляет…

Развернуть Я — автор этой книги Всего 59 2019-09-29 17:02:52 www.livelib.ru/review/1199214

29 сентября 2019 г. 17:02

568

Японская культура описана не очень подробно, но то, что здесь дано заставляет…

Развернуть

Из детства мы выносим — обычно тайком и с оглядкой на «что скажет мама» — воспоминания о том, каким диким был мир и какую дичь мы в нём творили. Правда, ровно до момента, как мы приручили мир и сами стали нормальными.

Точно знаю, есть люди, которые из детства вынесли ощущение всемогущества, — я сама из таких. Поэтому содержание книги меня не ошарашило и даже не возмутило. Ну Бог и Бог.

Что, разве не Бога я вижу каждый день в зеркале?

Условно произведение можно разделить на три части: когда родился Бог, когда Бог был ребёнком и когда ребёнок имел сущность Бога. Первая часть — о странном физическом состоянии Амели. В ту пору её даже по имени не называли. (Кстати Амели она не с рождения, но в тексте настоящее имя — Фабьенн-Клер — ни разу не упоминается, так что я про себя всегда называла её…

Развернуть Всего 113

Вы можете посоветовать похожие книги по сюжету, жанру, стилю или настроению. Предложенные вами книги другие пользователи увидят здесь, в блоке «Похожие книги». Посоветовать книгу

Всего 1K Всего 393

Скачать: Метафизика труб , Амели Нотомб

…Вначале не было ничего. И это ничто не было ни пустым, ни неопределённым: и оно называлось самим собой. И увидел Бог, что это хорошо. Он не собирался ничего создавать. Небытие подходило ему как нельзя лучше: оно его наполняло.

Глаза Бога были всегда открыты и неподвижны. Даже закрой он их, ничего бы не изменилось. Видеть было нечего, и Бог ни на что не смотрел. Он был неподвижным, плотным, упругим и округлым, как яйцо вкрутую.

Бог был самой удовлетворённостью. Он ничего не хотел, ничего не ждал, ничего не чувствовал, ничего не отрицал и ничем не интересовался. Его жизнь была настолько полна, что её нельзя было назвать жизнью. Бог не жил, он существовал.

Это существование не имело для него ощутимого начала. У иных великих произведений такое маловыразительное начало, что его сразу забываешь, и кажется, что читаешь книгу давным-давно. Трудно было понять, когда Бог начал существовать. Словно так было всегда.

Бог не разговаривал, а, значит, у него не было мысли. Он был пресыщенностью и вечностью. И всё это прекрасно подтверждало то, что Бог был именно Богом. Но эта истина не имела никакого значения, т.к. Богу было совершенно наплевать на то, что он Бог.

Глаза живых существ обладают самой удивительной из вещей: взглядом. Нет ничего более индивидуального. Об ушах живых существ не скажешь, что у них есть «вслыш», а о ноздрях — «взнюх».

Что такое взгляд? Это невозможно выразить. Нет слов, чтобы описать его странную сущность. И, однако, взгляд существует. Немногие вещи существуют также явно.

Какая разница между глазами, обладающими взглядом, и глазами, у которых его нет? Имя этой разнице — жизнь. Она начинается там, где начинается взгляд.

У Бога не было взгляда.

Единственными занятиями Бога было поглощение пищи, пищеварение и, как прямое следствие, выделение. Бог не замечал, как эти растительные функции совершались в его теле. Пища всегда была одинаковой и такой неинтересной, что он её не замечал. Содержимое напитков было всегда одним и тем же. Бог открывал все необходимые отверстия, чтобы твёрдые и жидкие продукты проходили через него.

Вот почему на этой стадии развития мы назовём Бога трубой.

Существует метафизика труб. Славомир Мрожек написал о шлангах слова, над которыми не знаешь, то ли стоить задуматься, то ли посмеяться. Быть может и то и другое одновременно: трубы являются своеобразной смесью полного и пустого, эта полая материя — мембрана существования, отделяющая небытие от всего остального. Шланг — эта гибкая труба, мягкость не делает её менее загадочной.

У Бога была гибкость шланга, но он оставался одеревенелым и инертным, подтверждая тем самым свою природу трубы. Он пребывал в абсолютной безмятежности цилиндра. Он фильтровал вселенную и не удерживал ничего.

Родители трубы были встревожены. Они позвали врачей, чтобы те осмотрели этот кусочек материи, не подающий признаков жизни.

Доктора простукивали её, шлёпали по суставам, чтобы понять, есть ли у неё механические рефлексы, и определили, что она их не имела. Глаза трубы не моргали, когда лекари осматривали их с лампой. Этот ребёнок никогда не плачет и вообще не шевелится. Он не издаёт ни единого звука, — сказали родители.

Медики поставили диагноз «патологическая апатия», не заметив, что в терминах было противоречие:

— Ваш ребёнок — овощ. Это внушает беспокойство.

Родители вздохнули с облегчением. Овощ означало жизнь.

— Его нужно отправить в больницу, — постановили доктора.

Но родители не послушались врачей. У них уже было двое детей, которые принадлежали к человеческой расе, почему бы не иметь ещё и растительное потомство. Их это почти умиляло.

Ребёнку дали симпатичное прозвище «растение».

Но тут все ошибались. Ведь растения, в том числе овощи, которые живут своей невидимой жизнью, выглядят более живыми. Они трепещут, предчувствуя грозу, плачут от радости при наступлении дня, закаляются в презрении, когда им наносят ущерб, и пускаются в пляс семи парусов в сезон опыления. Без сомнения, у них есть взгляд, даже если никто не знает, где их веки.

Труба была равнодушна ко всему. Ничто её не трогало, ни перемена климата, ни наступление ночи, ни сотни мелких ежедневных шумов, ни великое, невыразимое таинство тишины.…

Метафизика труб

Амели Нотомб

Словарь имен собственных. Метафизика труб (сборник)

Amelie Nothomb

ROBERT DES NOMS PROPRES

Amelie Nothomb

METAPHYSIQUE DES TUBES

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015
Издательство АЗБУКА®
* * *

Словарь имен собственных

Восьмой час Люсетта мучилась бессонницей. Со вчерашнего дня младенец у нее в животе икал не переставая. Каждые четыре-пять секунд мощный толчок сотрясал тело девятнадцатилетней девочки, которая год назад решила стать супругой и матерью.

Начало сказки походило на сон: Фабьен был красавец, говорил, что готов ради нее на все; она поймала его на слове. Мысль поиграть в свадьбу показалась забавной этому мальчику, ее ровеснику, и вскоре их семьи, смущенные и растроганные, увидели своих детей в свадебных нарядах.

А вскоре Люсетта с победоносным видом объявила, что беременна.
Ее старшая сестра спросила:
– Не рановато ли?

– Чем раньше, тем лучше! – ликующе ответила младшая.

Однако мало-помалу феерия сошла на нет. Фабьен и Люсетта часто ссорились. И если вначале он с восторгом принял известие о ее беременности, то теперь говорил:

– Учти, когда родится ребенок, я твои безумства терпеть не буду.
– Ты мне угрожаешь?
Он вскакивал и уходил, хлопнув дверью.

Люсетта, однако, была уверена, что никакие это не безумства. Она мечтала о неистовой и бурной жизни. Это как раз безумцы желают чего-то другого! А ей хотелось, чтобы каждый день, каждый год были полны до краев.

Теперь она ясно видела, что Фабьен ее не стоит. Он обыкновенный. Поиграл в жениха, теперь играет в женатого мужчину. Ничуть не похож на сказочного принца. Она раздражала его. Он объявлял:

– Ну вот, опять у нас истерика!

Но порой сменял гнев на милость. Гладил ее по животу и приговаривал:

– Если будет мальчик, назовем его Танги. А если девочка – Жоэль.

А Люсетта думала: «Ненавижу эти имена!»

В библиотеке деда она раскопала словарь имен собственных, изданный еще в прошлом веке. Там можно было найти самые невероятные имена, сулившие своим обладателям яркую, необычную судьбу.

Люсетта старательно выписывала имена на листочки. Иногда она их теряла.

То там, то сям попадались скомканные клочки бумаги, на которых было выведено «Элевтера» или «Лютегарда», но никто не понимал, зачем ей понадобилась эта изысканная мертвечина.

Очень скоро ребенок начал шевелиться. Гинеколог был крайне удивлен: он никогда еще не имел дела с таким активным зародышем: «Это аномалия!»

Люсетта улыбалась: ее ребенок уже сейчас не такой, как все. Беременность пришлась на те совсем недавние времена, когда пол ребенка еще не умели определять заранее. Но такие пустяки мало волновали будущую мать.

– Это танцор или балерина! – объявляла она, упиваясь мечтами.

– Нет! – возражал Фабьен. – Это либо футболист, либо просто занудная девчонка.

Люсетта испепеляла его взглядом. Он говорил так вовсе не со зла – просто дразнил ее. Она же видела в его словах признак неискоренимой пошлости.

Когда Люсетта оставалась одна и младенец толкался и буйствовал у нее в животе, она нежно говорила ему:

– Давай-давай, танцуй, мой маленький! Я тебя в обиду не дам, ты у меня не будешь злосчастным футболистом Танги или занудой Жоэль, ты будешь танцевать, где захочешь – в Парижской опере или в цыганском таборе.

Мало-помалу Фабьен стал пропадать целыми днями. Он исчезал сразу после обеда и возвращался домой только к десяти вечера, не снисходя до объяснений. У Люсетты, изнуренной беременностью, не хватало сил дожидаться его. Когда он приходил, она уже спала. Зато по утрам он валялся в постели чуть ли не до полудня. Наливал себе кружку кофе, закуривал сигарету и лежал, уставясь в пустоту.

– Как самочувствие? Не слишком переутомился? – спросила она однажды.

– А ты? – парировал он.

– Ну, я-то вынашиваю ребенка. Надеюсь, ты в курсе?

– Еще бы! Ты только об этом и говоришь.

– Так вот, представь себе, что быть беременной – довольно утомительное занятие.

– Я-то тут при чем? Ты сама его захотела, этого ребенка. Не могу же я вынашивать его вместо тебя.

– Можно хотя бы узнать, чем ты занимаешься до самого вечера?
– Нельзя.
Люсетта рассвирепела:

– Ну конечно, мне уже ничего нельзя! Ты вообще больше ничего не рассказываешь!

– Потому что тебя ничего, кроме ребенка, не интересует.

– А ты возьми да стань поинтереснее! Тогда я и тобой заинтересуюсь.

– Я и так интересен.

– Нет, ты заинтересуй меня – если ты, конечно, на это способен.

Фабьен вздохнул, вышел из спальни и вернулся с кобурой, откуда извлек револьвер. Люсетта вытаращила глаза.

– Вот что я делаю днем. Стреляю.

– Это где же?

– В одном подпольном клубе. Ну, в общем, не важно.

– И что – в нем настоящие пули?
– Да.
– И можно убивать людей?
– Почему бы и нет?
Люсетта восхищенно погладила револьвер.

– И знаешь, я уже здорово стреляю. Всаживаю пулю в яблочко с первого раза. Это такое ощущение… ты даже представить себе не можешь! Обожаю стрельбу. Как начну, уже не могу остановиться.

– Понимаю.

Не часто они так хорошо понимали друг друга.

Старшая сестра, у которой уже было двое детей, обожала Люсетту и часто навещала ее. Она находила очаровательной эту хрупкую девочку с огромным животом. Однажды они поссорились.

– Скажи ему – пусть ищет работу. Ведь он скоро станет отцом.

– Ему же, как и мне, всего девятнадцать. И родители дают деньги.

– Но они не будут содержать вас всю жизнь.
– Ну что ты пристаешь ко мне со своими советами!
– Пристаю, потому что это важно.
– Вот вечно ты так – придешь и все настроение испоганишь.
– Люсетта, что ты несешь?
– Давай-давай, скажи еще, что нужно образумиться, подумать о завтрашнем дне, и так далее, и тому подобное.

– Ты с ума сошла! Я ничего такого не говорила!

– Ага, значит, я еще и сумасшедшая! Так и знала, что ты это скажешь! Да ты мне просто завидуешь! Доконать меня хочешь!

– Господи, Люсетта, что ты…

– Уйди! – завопила та.

Сестра в ужасе вышла. Она всегда знала, что у Люсетты неважно с психикой, но сейчас ее состояние действительно внушало тревогу.

С тех пор, когда сестра звонила, Люсетта, едва услышав ее голос, бросала трубку.

«И без нее проблем хватает», – думала она.

На самом деле она чувствовала, сама себе не признаваясь, что очутилась в тупике и старшая сестра это знает. Как они с Фабьеном будут зарабатывать на жизнь? Его интересует только пальба из револьвера, а она вообще ничего не умеет. Не идти же ей в супермаркет кассиршей! Впрочем, она и на это не способна.

И Люсетта накрывала голову подушкой, чтобы вовсе не думать.
Итак, той ночью ребенок непрерывно икал в животе у Люсетты.
Трудно представить себе, до чего это может довести девочку, которая и так находится на грани нервного срыва.

Фабьен безмятежно спал рядом. Люсетта же была на восьмом часу бессонницы и на восьмом месяце беременности. Ей казалось, что в раздувшемся животе скрывается бомба замедленного действия.

Ребенок икал, а Люсетте чудилось, будто это тикает часовой механизм, отсчитывая секунды до взрыва. И вот наваждение стало реальностью: взрыв действительно произошел – у Люсетты в голове.

Движимая внезапной уверенностью, она встала, удивляясь, как это раньше не приходило ей в голову.

Амели Нотомб: Метафизика труб

Вот это новость! Она приводит меня в восторг, и мне не терпится узнать подробности:
– Где дыра?
– На лбу, где ты стукнулась.
– Большая дыра?
– Да, и у тебя сильное кровотечение.

Она касается пальцами моего виска и показывает их мне: они все в крови.

Вот это да! Я залезаю указательным пальцем в зияющую рану, не подозревая, что тем самым только подтверждаю, что я не в себе.

– Ой, тут щель.
– Да, у тебя открытая рана.
Я с удовольствием разглядываю свою кровь.

– Дай мне зеркало! Хочу посмотреть дырку в голове!

– Угомонись!

Медсестры занимаются моей головой и успокаивают мать. Я не слушаю, что они говорят. Все мои мысли – о дырке в голове. Раз мне не дают на нее посмотреть, я пытаюсь ее представить. И представляю себе свою голову с зияющей дырой на виске. Я дрожу от возбуждения.

Я снова засовываю палец в рану: мне хочется залезть в мою голову, чтобы исследовать ее изнутри. Медсестра мягко берет меня за руку и отводит ее. Чья это голова: моя или нет?

– Тебе сейчас зашьют лоб, – говорит мать.
– Ниткой с иголкой?
– Да, примерно так.

Не помню, чтобы меня усыпляли. Но очень хорошо помню, как надо мной склонился врач, держа в руке иголку с черной ниткой, и начал штопать петлицу, образовавшуюся на моем виске, – так портной дошивает иногда платье на клиентке.

Вот так закончилась моя первая – и на сегодняшний день единственная – попытка покончить с собой.

Я скрыла от родителей, что это не был несчастный случай.

Я никому также не рассказала о странном поведении Касимы-сан. Если бы я рассказала об этом, у нее наверняка возникли бы неприятности. Она ненавидела меня и должна была радоваться моей смерти. Не исключаю, что она догадалась об истинной причине моего поступка и проявила уважение к моему выбору.

Огорчало ли меня, что мне спасли жизнь? Да. Была ли я довольна, что меня успели вытащить из воды? Да. Мне было все равно, жить или умереть. Это как отложенная партия.

Я и по сей день сомневаюсь: а вдруг было бы лучше, если бы моя жизненная дорога оборвалась в конце августа 1970 года в пруду с карпами? Как знать? Мне отнюдь не наскучила жизнь, но кто знает: может быть, по ту сторону еще интересней?

В конечном счете все это не так уж и важно.

В любом случае спасение – не более чем отсрочка. И наступит день, когда никто и никакие увертки уже не помогут.

Но совершенно ясно помню: там, под водой, мне было хорошо.

Временами я думаю: а не привиделось ли мне это приключение? Тогда я иду к зеркалу и на левом виске вижу вполне реальный шрам – красноречивую метку своего детства.

А что было дальше?

Ничего.

Так к тебе приходит слава. – Обыгрывается латинское изречение «Sic transit gloria mundi» (так проходит мирская (земная) слава). (Здесь и далее прим. перев.)

Я тоже художник! (ит.)

«Тентен» – серия комиксов, популярная в странах франкофонной Европы. Ее автор – бельгийский писатель и художник Ж.-Р. Эрже (1907–1983).

Тем более (лат.).

Янсенизм – течение во французском и нидерландском католицизме, начало которому положил голландский богослов Янсений.

Мойка автомашин (англ.).

Пользуйся днем, лови день, лови мгновенье, наслаждайся жизнью (лат.). (Гораций, «Оды»).

Имеется в виду персонаж пьесы Э. Ионеско «Король умирает».

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКАКупить книгу

Амели Нотомб — Словарь имен собственных. Метафизика труб (сборник)

Прошло несколько лет. Жизнь в любви и согласии с Матье Саладеном, профессиональным музыкантом, вдохновила Плектруду на то, чтобы стать певицей и выступать под фамилией Робер, которую носит известный словарь, – и это идеально отвечало энциклопедическому масштабу постигших ее страданий.

Иногда самые ужасные несчастья скрываются под маской дружбы: Плектруда встретила Амели Нотомб и увидела в ней подругу, сестру, в которой так нуждалась.

Плектруда рассказала ей всю свою жизнь. Амели с ужасом выслушала эту историю, напоминавшую о судьбе Атридов[13], и спросила у Плектруды, каким образом столько посягательств на ее жизнь не внушили ей самой желания убивать – в силу того закона, который превращает жертв в отменных палачей.

– Ваша мать убила вашего отца, когда была беременна вами на восьмом месяце. Можно с уверенностью сказать, что вы бодрствовали в тот момент, поскольку вас мучила икота. Значит, вы были свидетелем убийства!

– Но ведь я ничего не видела!

– Не видели, но наверняка что-то ощутили. Вы совершенно особенный свидетель – свидетель in utero[14]. Говорят, младенцы, находясь в утробе матери, слышат музыку и знают, когда их родители занимаются любовью. Ваша мать разрядила револьвер в отца, находясь в состоянии крайнего бешенства: вы должны были почувствовать это, так или иначе.

– Не понимаю, к чему вы ведете.

– К тому, что это убийство наложило на вас глубокий отпечаток. Я уж не говорю о чисто метафорических попытках убийства, жертвой которых вы стали, а в результате сами решили убить себя. Так можно ли после такого не сделаться убийцей?

Отныне Плектруда, никогда не помышлявшая об этом, уже не думала ни о чем другом. И поскольку справедливость все же существует, она утолила свою жажду убийства, сделав его жертвой ту, что внушила ей страшную мысль.

Она взяла ружье, с которым никогда не расставалась и которое верно служило ей при встречах с продюсерами, и выстрелила Амели в висок.

«Я решила, что это самый верный способ заткнуть ей рот», – объяснила она мужу, отнесшемуся к этой акции с глубоким пониманием.

Плектруда и Матье, в чьей судьбе было немало общего – обоим частенько доводилось переправляться через Стикс, – прослезились, глядя на покойницу. И это еще больше укрепило согласие трогательной пары. С того дня их жизнь, слово в слово, уподобилась известной пьесе Ионеско – «Амели, или Как от нее избавиться»[15]. И в самом деле, труп весьма осложнил их жизнь.

Убийство и сексуальный акт часто завершаются одним и тем же вопросом: что делать с телом? В случае сексуального акта можно просто уйти. Убийство же не допускает подобной вольности. Потому-то оно и связывает людей куда теснее.

На данный момент Плектруда и Матье все еще не нашли никакого решения.

Вначале не было ничего. Это была не пустота и не туманная неясность, а просто-напросто ничего. И Создателю это ничего пришлось по душе. Ему ни за что на свете не удалось бы сотворить такое чудо. Это ничего было его подобием.

У новоиспеченного бога глаза никогда не закрывались. И даже если бы закрывались, от этого ничего бы не изменилось. Смотреть было не на что, а потому бог и не смотрел. Он был круглым, плотным, тугим и неподвижным, как сваренное вкрутую яйцо.

Бог был абсолютно самодостаточен. Он ничего не чувствовал, ничего не хотел, ничего не просил, ни от чего не отказывался и ничем не интересовался. Ну что это за жизнь, когда ничего не хочется? Бог не жил, а существовал.

Он и сам не заметил момента своего рождения. Некоторые толстые книги начинаются с таких незначительных фраз, что их мгновенно забываешь, но при этом кажется, что читаешь эти книги всю жизнь. Так было и с богом: он появился как-то незаметно. Словно существовал всегда.

Бог не умел ни говорить, ни думать. Времени он также не замечал и был само спокойствие и ублаготворенность. И все это как нельзя лучше подтверждало, что наш бог и вправду был богом. Однако самому богу было совершенно наплевать на свое божественное естество.

Человеческие глаза обладают удивительным свойством – выразительным, говорящим взглядом. Это совершенно особый дар. Из всех органов чувств он присущ только глазам. Не скажешь же об ушах, что они отличаются «тончайшим слухом», а ноздри – «сверхчутким нюхом».

Но что такое взгляд? Объяснить невозможно. Слов не хватит, чтобы определить его загадочную природу. Между тем взгляд живет своей собственной жизнью. И отрицать эту реальность совершенно бессмысленно.

Чем отличаются говорящие глаза от пустых и тусклых глаз? Глаза бывают живые и безжизненные. Взгляд – это жизнь.

У новоявленного бога не было взгляда.

Глотание, пищеварение и, как прямое следствие, – облегчение. Это все, чему предавался бог круглые сутки. Сам он даже не замечал естественных процессов, которые свершались в его теле. Однообразная пища и безвкусное питье не доставляли ему никакого удовольствия. Бог лишь добросовестно открывал все свои отверстия, чтобы твердые и жидкие продукты проходили не задерживаясь сквозь его тело.

Вот почему, говоря об этой поре его существования, так и хочется наречь его богом-трубой.

Надо вам сказать, что трубы живут своей, метафизической жизнью. Славомир Мрожек любил записывать на водосточных трубах приходившие ему в голову мысли, и никто не понимал: то ли это философские сентенции, то ли смешные глупости.

А может, и то и другое. Ведь что такое труба? Это редкостное воплощение полноты и одновременно пустоты, полая материя, тонкая мембрана, отделяющая существование от небытия.

Шланг – смягченная версия трубы, но податливость вовсе не делает его менее загадочным.

Бог был мягким, как шланг, и упрямо неподвижным, как любая труба. Ничто не могло поколебать абсолютного спокойствия этого цилиндра. Он пропускал через себя вселенную, ничего при этом не удерживая.

Родители трубы не находили себе места от беспокойства. Они приглашали все новых и новых врачей, чтобы решить, что делать с этим непонятным кусочком живой материи, который совсем не выглядел живым.

Доктора вертели его и так и сяк, похлопывали и там и сям, чтобы проверить его рефлексы, и каждый раз убеждались, что они у него отсутствуют. И даже если к глазам трубы подносили яркую лампу, они не мигали.

– Этот ребенок никогда не плачет и не двигается, – жаловались родители.

Медики ставили диагноз: «патологическая апатия», не задумываясь о противоречии, которое таилось в сочетании этих двух слов.

Книга Метафизика труб читать онлайн

У новоиспеченного Бога глаза никогда не закрывались. И даже если бы закрывались, от этого ничего бы не изменилось. Смотреть было не на что, а потому Бог и не смотрел. Он был круглым, плотным, тугим и неподвижным, как сваренное вкрутую яйцо.

Он и сам не заметил момента своего рождения. Некоторые толстые книги начинаются с таких незначительных фраз, что их мгновенно забываешь, но при этом кажется, что читаешь эти книги всю жизнь. Так было и с Богом: он появился как-то незаметно. Словно существовал всегда.

Бог не умел ни говорить, ни думать. Времени он также не замечал и был само спокойствие и ублаготворенность. И все это как нельзя лучше подтверждало, что наш Бог и вправду был Богом. Однако самому Богу было совершенно наплевать на свое божественное естество.

У новоявленного Бога не было взгляда.

Вот почему, говоря об этой поре его существования, так и хочется наречь его Богом-трубой.

Надо вам сказать, что трубы живут своей, метафизической жизнью. Славомир Мрожек любил записывать на водосточных трубах приходившие ему в голову мысли, и никто не понимал: то ли это философские сентенции, то ли смешные глупости.

Шланг – смягченная версия трубы, но податливость вовсе не делает его менее загадочным.

Бог был мягким, как шланг, и упрямо неподвижным, как любая труба. Ничто не могло поколебать абсолютного спокойствия этого цилиндра. Он пропускал через себя Вселенную, ничего при этом не удерживая.

Доктора вертели его и так и сяк, похлопывали и там и сям, чтобы проверить его рефлексы, и каждый раз убеждались, что они у него отсутствуют. И даже если к глазам трубы подносили яркую лампу, они не мигали.

– Этот ребенок никогда не плачет и не двигается, – жаловались родители.

– Ваш ребенок – овощ. И это очень тревожный симптом, – говорили они.

Но родители восприняли это как хорошую новость и вздохнули с облегчением. Овощ – это все-таки что-то живое.

– Вашего ребенка следует госпитализировать, – настаивали врачи.

Родители не послушались этого совета. У них уже было двое детей – это были самые настоящие человеческие детеныши. Ничего страшного, если младшенькое чадо будет принадлежать к миру растений. Их это даже умиляло.

И они ласково прозвали своего младенца «Растением».

Труба же была воплощением неподвижности. Она ничего не замечала: ни перемены погоды, ни дня, ни ночи, ни бесчисленных жизненных пустяков, ни великого таинства опускающейся на землю тишины.

Землетрясения, которые каждую неделю случались в Кансае, вызывая страх и слезы у старших детей, не производили на трубу никакого впечатления. Ей было наплевать на шкалу Рихтера. Как-то вечером толчок в 5,6 балла сотряс гору, у подножия которой приютился их дом, и куски штукатурки посыпались прямо на ее колыбельку.